Одно из самых значимых произведений в творчестве И.А. Бунина — повесть «Суходол» (1911) — история вырождения некогда процветающего знатного рода Хрущевых. Основу повествования составляют воспоминания о суходольных былых временах, в которых рассказчиком осмысливаются причинно-следственные связи упадка родового поместья.
Изображая жизнь Суходола, Бунин выводит на первый план мотивы, связанные со сказочно-языческим началом, намеренно усиленные автором. Сюжетное действие, начинаясь с описания периода лучших времен усадебной жизни:
«При бабушке еще были в нем как будто и господа, и хозяева, и власть, и подчинение, и парадные покои, и семейные, и будни, и праздники»
, от настроений «светлой памяти» постепенно приближается к сказочно-мифологическим мотивам о конце света с тревожными ощущениями краха добра перед силами хаоса:
«Смерть дедушки, ужас и необычность этого события, потом война, комета, наводившая ужас на всю страну, потом пожар, потом случи о воле — все это быстро изменило лица и души господ, лишило их молодости, беззаботности, прежней вспыльчивости и отходчивости, а дало злобу, скуку тяжелую, придирчивость друг к другу».
Но история Суходола — это не только лишь семейная хроника. Образ усадьбы меняется в зависимости от повествователя, которых в рассказе довольно много — это и жители усадебного двора, и, непосредственно, автор, а также, фигура рассказчика — представителя хрущевского рода, последнего из дворян. От того, как меняется их субъективная оценка относительно сложившейся ситуации, как различные варианты интерпретации происходящего пересекаются и сталкиваются между собой — возникают все новые образы усадебного мира, напоминающих то рай, то ад. Например, в сознании одной из обитательниц поместья — Натальи, возвращение в родной дом вовсе не является трагическим исходом, наоборот, героиня воспринимает Суходол как мечту, для нее времена пребывания в поместье есть лучшая пора жизни:
«А как забилось сердце, когда увидала она выгон, ряд изб — и усадьбу»
Такое отношение Натальи к родимому хутору напоминает мотивы повествования об «утерянном» и вновь «обретенном» рае. Да и сам образ героини построен исключительно на основе фольклора — девушка, очевидным образом, оказывается знакомой с миром колдовства, так как в тревожные минуты своей жизни вспоминает слова магических заклинаний. Также, в истории жизни Натальи прослеживается и другое переплетение с фольклором— лейтмотивом проходит через судьбу героини сказка об аленьком цветочке.
Но если для Натальи Суходол есть рай на земле, то автором-повествователем усадебный мир видится совершенно иным:
«Разразился ливень с оглушительными громовыми ударами и ослепительно-быстрыми, огненными змеями молний, когда мы под вечер подъезжали к Суходолу. Черно-лиловая туча тяжко свалилась к северо-западу, величаво заступила полнеба напротив. Плоско, четко и мертвенно-бледно зеленела равнина хлебов под ее огромным фоном, ярка и необыкновенно свежа была мелкая мокрая трава на большой дороге».
В такой атмосфере мрака и холода, что напоминает мифические описания входа в потусторонний мир, герою даже мерещится образ Бабы-Яги — персонажа, опять же, сказочного. И это кажется вовсе не случайным, ведь Баба-Яга, как фигура явно демоническая, считалась в волшебных сказках хранителем ворот в другой мир — загадочный и пугающий.
Для других же персонажей образ Суходола есть некий памятник ушедшим временам, утопический символ былых лет. Кто-то же воспринимает поместье как некую разрушающую судьбы людей силу, способную свести с ума или вовсе лишить его обитателя человеческого обличия.
Такое сопоставление и разветвление Буниным разного отношения и понимания суходольцами образа усадьбы является структурообразующим элементом повести. Суходол может восприниматься совершенно по-разному – как пространство, почти бесовское, или же, наоборот, считаться местом обретения счастья, а также, осознаваться объектом искусства.
Так, образ Суходола приобретает символическое значение. Через повествование о семье, поместье, Бунин говорит о судьбе Российского государства, роковой и почти магической, мастерски совмещая и переплетая, казалось бы, совершенно противоположные друг другу элементы, создавая тем самым совершенно уникальную модель видения мира.
Также, развитие темы сказочного и легендарного, начатого Буниным в «Суходоле», наблюдается в его рассказах, относящихся к 1912-1913 гг. — например, деревенский «колдун» Липат из «Хороших кровей» очень напоминает одного из суходольцев — Клима, также, это рассказы об «Илье-Пророке» и «древнем Огнеметателе». Здесь, сюжетную основу по-прежнему составляет сказочное начало, но уже не в его «первозданном» виде — Бунин же использует такой прием как сказка-сон. Сон этот снится герою Новикову Семену, который, имеет явные сходства с другим фольклорным персонажем из сказки об «Илье-Пророке и Миколае Угоднике». Отсюда и события в рассказе получают свое развитие по привычному для сказочного жанра порядку — трехкратному повторению: три наказания Семена от Ильи-Пророка, три совета Семена по поводу тех самых наказаний.
Но и здесь бунинское повествование все-таки отличается от сказочного сюжета. Если в оригинальной сказке у Семена есть, так скажем, волшебный помощник, то Бунин лишает своего персонажа такой привилегии. Все выпавшие испытания герою приходится преодолевать самостоятельно. Но даже при некотором изменении мотивов от первоисточника, все-таки нельзя говорить о том, что Бунин пытался создать собственную литературную сказку. Наоборот, он использует фольклор за основу только для того, чтобы читателю представилось теперь возможным проникнуть во внутренний мир сказочного персонажа.
По мере того, как бунинский персонаж претерпевает некоторые изменения, скорее, в поведенческом плане — становится более самостоятельным — меняется и образ рассказчика. И это явление заслуживает более подробного рассмотрения.