Одно из отличительных свойств юнкера Грушницкого — отсутствие имени. Это не бросалось бы в глаза, будь он фигурой эпизодической, но его роль в истории с княжной Мери трудно преувеличить. Впрочем, вернемся к этому моменту чуть позже, пока просто отметим, что навряд ли М.Ю. Лермонтов случайно оставил Грушницкого безымянным.
Читатель смотрит на все происходящее глазами Печорина и, соответственно, образ молодого юнкера, произведенного впоследствии в офицеры, преподносится нам так же через призму восприятия главного героя. Характеристика приводится достаточно исчерпывающая, но трудно сказать, насколько объективная: у Григория Александровича весьма своеобразное мышление и нетривиальный взгляд на мир. В общих чертах — Грушницкий очень юн, ему всего двадцать один год, однако преисполнен желания казаться старше, опытнее и в известном смысле драматичнее — что, впрочем, вполне объясняется возрастом.
«Он не знает людей и их слабых струн, потому что занимался целую жизнь одним собою…», «приезд его на Кавказ — также следствие его романтического фанатизма…»
На самом-то деле, Печорин столь скептичен по одной простой причине: между ним и Грушницким больше общего, нежели бы он того желал. Однако в отличие от Печорина, Грушницкий находится в совершенной зависимости от окружения и, не обладая собственным острым умом, не может в результате справиться со своей ролью в ситуации, которую сам себе выстроил. Он является до известной степени кривым зеркалом Григория Александровича, пародией на него, что ли… Он тоже не любит княжну Мери, но его самолюбие отлично от самолюбия Печорина: тот проживает в себе людские черты и пороки, Грушницкий напротив пытается вписываться в не всегда совместимые между собой события и привнести в них некую трагико-романтическую ноту. Финал хорошо известен.
Оба героя — игроки, но Печорин не стоит на этой шахматной доске, скорее он внешне бесстрастно ведет эту партию. А Грушницкий, полный чувства собственной значимости, — обычная разменная фигура.
«Впрочем, в те минуты, когда сбрасывает трагическую мантию, Грушницкий довольно мил и забавен»
яйте!.. я себя презира— то есть когда он становится самим собой, не приукрашивая и не позируя. Проще — когда он не мозолит глаза Печорину своими неумелыми попытками вести игру.
Он не способен ни слушать, ни слышать; он может быть также язвителен в своих суждениях и оценках, но это вычурное, наносное: в действительности юнкер достаточно беспомощен и «никогда никого не убьет одним словом». При этом мстителен и мстителен мелочно: уязвленный равнодушием Мери, он громогласно возвещает, что видел Печорина ночью, когда тот спускался с ее балкона. Это уже откровенно ниже пояса! Начиная, собственно, с того, что это ложь, и никаких ночей Печорин в спальне княжны не проводил. А потом: княжна на водах с матерью, отца нет — кому защитить честь девушки, кому вступиться за нее, опровергнуть клевету? А ведь это заявление могло иметь самые пренеприятные последствия: публика на водах разносторонняя, мир слухами полнится, и… какова была бы дальнейшая судьба бедной барышни, которая вообще ни в чем, собственно, не виновата?!
Это подлость номер один. Подлость номер два — согласие на участие в дуэли на заведомо нечестных условиях. Уж лучше бы Грушницкий Печорина и в самом деле из-за угла ночью зарезал, что ли. Как-то проще и доступнее. Получается, снова пал жертвой своего романтического нарциссизма.
На взгляд Печорина, Грушницкий являет собой зрелище жалкое и отвратительное одновременно. В момент дуэли, когда маски сброшены, становится ясно, чем все же неплох Грушницкий, когда с него слетает позерская шелуха: в момент подлинной опасности, перед прямым выбором «смерть или бесчестие» он все же выбирает первое. Говорит же знаменитую фразу:
«Стреляйте!.. я себя презираю, а вас ненавижу».
Ненавидит потому что очень четко осознает, что проиграл — и проиграл по собственному почину.
Своему же болезненному самолюбию проиграл. Презирает по этой же причине — потому что отступать стало уже некуда, и выигрышного хода нет. Его становится жаль, как и всякого человека, попавшего в ловушку. Изначально он не хотел никому зла. В истории с княжной у него не было цели сделать ее несчастной, в этой игре он принимал участие от скуки (как и Печорин!) и бездействия на водах. Но пламенное самолюбие сослужило своему обладателю плохую службу, втянув в цепь фатальных для него событий.
Опять-таки в отличие от Печорина, он не может довести партию до конца, снова позволяя другим (в данном случае — драгунскому капитану) управлять ситуацией. Его инстинкт самосохранения слабее здравого смысла, он во власти эмоций.
«Если вы меня не убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места…».
Эти слова становятся последними. С них началось — ими и завершается. Ведь именно об этом говорит Печорин в начале повествования:
«я чувствую, что мы когда-нибудь с ним столкнемся на узкой дороге, и одному из нас несдобровать».
Этой финальной фразой Грушницкий уже напрямую «отзеркаливает» Печорина. И сыплются осколки — эхом в горах…
К вопросу об имени, поднятом ранее. Его нет у Грушницкого, нет и у Вернера. Но у последнего есть кличка Мефистофель. Что, полагаю, также неспроста, но сейчас не об этом: Вернер также является своего рода искаженным отражением Печорина. Только в лучшую сторону — в нем сосредоточены положительные черты. Грушницкий напротив олицетворяет «темную сторону» Печорина. Как знать, может быть, нежеланием дать героям имена автор подчеркивал, что они не более, чем свойства натуры главного персонажа? Видя тело Грушницкого, Печорин не испытывает никакого торжества… равнодушно расставаясь с очередной собственной иллюзией.