По мнению Щедрина к началу 70-х годов XIX века любовные и семейные романы окончательно сдали свои позиции, да и читателя они перестали интересовать, потому что действительно драматические конфликты из семейного ложа переместились на улицы, в публичные места, читатель требует изображения не любовных интриг, а губернатора, на худой конец — земского деятеля или мирового судью.
«Господа Головлевы» задуманы Щедриным как пример «общественного» романа. Распад буржуазной семьи для Щедрина, как и для Толстого и Достоевского, служил верным признаком того, что русское общество охвачено тяжелым социальным недугом. Между толстовским патриархальными Болконскими и Ростовыми и щедринским Головлевыми огромная бездна. Налицо стремительное экономическое оскудение дворянских гнезд. Но писатель пошел еще дальше в том плане, что акцентировал внимание на адаптации дворян к новым буржуазным порядкам, результатом чего явилось то, что они не только не разорились, а наоборот, стали приумножать свои богатства. Но прямо пропорционально увеличению их богатства, наблюдается внутреннее оскудение в их собственнических душах. Писатель пошагово показывает деградацию своих героев во главе с Порфирием Головлевым.
С самого детства для Порфирия слова были лишь средством для достижения своих эгоистичных целей. Сначала сладкие речи были направлены на то, чтобы выпросить у матери лакомый кусок. Но по мере того, как этот Иудушка богатеет, меняется и характер его речи, который и сладострастного трансформируется в тиранствующее. А когда он прибирает к рукам все семейное богатство и становится единственным его владельцем, то его слова переживают очередную трансформацию и становятся охранительными. Даже мольбы родного сына о помощи не могут пробить броню отцовского пустословия.
Постепенно наступает тот миг, когда охранительная речь сменяется празднословием, и пустое слово порабощает его, окончательно удалив от него даже самых близких людей. Один, заперевшись в своем кабинете, он мысленно тиранит мнимых людей. Но и это не продолжается долго. К пустословию прибавляется и хронический алкоголизм.
Щедрин не останавливается на этом, казалось бы последнем этапе моральной деградации. Он заставляет пробудиться у старого словоблуда его совесть, но только для того, чтобы нанести последний смертельный удар. В какой-то миг до его сознания доходит смысл божественных слов во время слушания «Двенадцати евангелий». От осознанного он сходит с ума и в одном только халате крадучись выбирается из дома навстречу сильной метели. На следующее утро находят его окоченевший труп.